ВАМПИР

В синеватом свете ночника его тело казалось холодным и каменно-мертвым. Нужно было прикоснуться, чтобы убедиться: это не так. В этих сосудах бьется горячая кровь.
– Эйрел, ненасытный, хватит меня лапать. Я помылся и хочу спать.
Эйрел отнял руку, присел на кресло, чтобы видеть засыпающего Джеса. Изгиб спины, ложбинка между валиками тугих мышц, гладкая перемычка копчика и дальше – тесная расселина между ягодицами. Несколько раз он пытался нарисовать это тело, но Джес был нетерпелив, и сеансы позирования всякий раз заканчивались одинаково.
Может быть, получится сейчас, когда он спит? Время за полночь, в конце концов, и отец наверняка уже лег спать...
Хорошо бы он уже лег.
Эйрел поднялся с кресла и направился в кабинет, за каранашом и бумагой.
– Куда ты? – вскинулся Джес.
Вздох.
– Ты сказал, не хочешь, чтобы я тебя трогал.
– И ты решил тут же уйти? Не догадался поуговаривать меня? Взять меня силой?
Пока Джес дремал на постели вниз лицом, у Эйрела проскакивали такие мысли. Но сейчас, когда он смотрел исподлобья и дул губки, желание куда-то пропало. Он был слишком похож на сестру в этот момент. Изнасилуй меня! Еще, еще, еще! О, Эйрел, ты животное...
– Я тоже только что из ванной, – устало сказал он. – И мне пора домой. Завтра с утра на службу.
Джес нехорошо скривил губы.
– Ну и проваливай. Тупой солдафон.
А вот этого она никогда бы не сказала. В ней все же было достоинство – по меньшей мере, достоинство самки, знающей себе цену.
Эйрел сбросил халат и начал одеваться. Джес глядел, надув губы, а когда Эйрел застегнул ремень, внезапно бросил:
– Сам не знаю, что я в тебе нашел. Ты просто хрен с ногами, и ничего больше. Правда, выдающийся хрен... Думаю, именно это в тебе ей нравилось.
Он хотел причинить боль и причинил – но вместе с болью появилось что-то... Эйрел не мог назвать это словами. Наверное, тоже боль – но иная...
"Хоть что-то во мне ей нравилось..."
– Тебе видней, – он никогда не был мастером в этом словесном обмене колкостями, боевом искусстве женщин и дипломатов. – У шлюх должны быть сходные вкусы.
Джес рассмеялся, запрокинув голову. Потом соскочил с постели, одним прыжком оказался рядом и вцепился в плечи, впился в губы... В паху начало наливаться сладкой тяжестью, и Джес, не прерывая поцелуя, запустил руку под ремень. Второй рукой он нащупал сосок, сжал его сильно, до боли, и тут же отпустил, лаская самым кончиком пальца, легко-легко водя по окружности ореола. Потребовалось усилие – главным образом не физическое – чтобы взять его за плечи и отстранить.
– Я просто не могу сопротивляться, – рука Джеса все еще была там: ласкала, сжимала, теребила... – С тех пор, как увидел тебя голым в душевой Академии, мечтал заполучить это сокровище. Как жаль, что к нему приделан такой стоеросовый болван.
– Отпусти, или я вывихну тебе руку.
Джес отпустил. Растревоженный член оттопыривал штаны уже без посторонней помощи. Неразряженное, неудовлетворенное томление требовало выхода.
Весь путь до дома Эйрел проделал пешком, срезав через Караван-Сарай. Отчаянно хотел, чтобы кому-то из местных обитателей пришла в голову блажь испробовать именно на нем воровскую удачу, но тяжелый летний зной, как видно, и воров с грабителями запер в стенах скособоченных трехэтажных халуп. Лишь одна полусонная шлюха вяло окликнула из окна – но Эйрел только ускорил ход.

Граф Пётр Пьер Форкосиган не ложился. Более того, несмотря на адскую жару, он оставался в родовом мундире. Эйрела бросало в пот при одной мысли об этом воротнике, подпирающем подбородок: он и в облегченной летней форме взмок, пока шел от Форратьеров. Будить слуг не хотелось, Эйрел сам прошел в кухню и напился воды. Там и увидел, что в Желтой гостиной горит свет.
Пройти в свою комнату, минуя Желтую гостиную, было никак нельзя. Там граф Пётр и ждал, листая какую-то папку.
– Привет, отец, – вышло как-то фальшиво. – Старик опять задержал тебя за полночь во дворце?
Граф, не отрываясь от бумаг, качнул головой:
– Нет. Ждал тебя.
Ничего хорошего не предвещал ни сам ответ, ни тон, каким он был дан.
– Не стоило. Все, что ты хотел бы сказать мне, можно было сказать утром...
– Утром ты должен быть на базе Тенери. Катер стартует в половине девятого, если начнешь собираться сейчас и поднимешь флайер в пять, вполне успеешь. Вот назначение, – отец протянул бумагу.
Его рука слегка дрожала, и это как-то передалось Эйрелу – только дрожь у него возникла где-то под ребрами.
"Он знает".
Эйрел тысячу раз воображал этот неминуемый миг, репетировал про себя дерзкие и хлесткие ответы – он не собирался ничего отрицать, он хотел швырнуть отцу в глаза свой позор, который был и его позором... Но сейчас все эти слова застряли где-то в районе подключичной впадины.
– "Генерал Форкрафт"? – Эйрел бегло проглядел назначение. – Он же еще не достроен.
– Отлично. Ты и присмотришь за окончанием строительства.
– И сколько мне торчать на верфи?
– Столько, сколько нужно.
– Я ни черта не понимаю в инженерном деле.
– Научишься. Все лучше, чем в очередной раз валять семейное имя в грязи... Да что там – Форратьер способен испачкать даже грязь.
– Вот как, – Эйрел аккуратно сложил листок и сунул в карман. – А каких-то пять лет назад ты не имел ничего против Форратьеров. Ты очень активно сватал меня и только что сам не побежал к ним в дом с клюкой и в платке.
– Я ошибался, – горько сказал отец. – А вот тебя что оправдывает? Почему, не успев развязаться с блядью женского пола, ты прыгаешь в постель к такой же бляди, но с яйцами?
– Потому что я мужчина, потому что не старик, не кастрат, и у меня есть потребности. Не бойся. В отличие от сестры, Джес не способен украсить родовое древо бастардом. Да и я тоже. То есть, мы можем, но только при помощи как минимум одной же...
Отец вскочил и ударил – тыльной стороной, наотмашь. Графский перстень больно пришелся по губе.
– Старость не радость, – Эйрел покачал головой, лизнул распухающую губу. – Ты даже кровь не сумел достать.
– Замолчи!
– А то что? Отберешь мой еще не достроенный крейсер?
Какое-то мгновение казалось, что он сделает это. В лучших традициях Периода Изоляции, один удар кинжала – и гнилой побег отсечен от благородного ствола. Самоубийство о папу. Экая пошлятина.
Но шаг назад – и словно не было ничего. Даже на скулах не натянулась кожа. Вновь собранный и спокойный, генерал Форкосиган опустился в свое кресло.
– Если ты ни во что не ставишь честь, то я напомню хотя бы о долге. Тебе двадцать пять, и у тебя все еще нет сына.
Ага, значит, мысль о благородном стволе возобладала.
– Бога ради, – Эйрел пожал плечами. – Выбери форскую телку покрепче здоровьем и пошире в заду, и я постараюсь заделать наследника. Хотя... ты подумал, как протащить ее на "Генерал Форкрафт"? Поместится она в чемодане?
Граф Форкосиган прикрыл глаза.
– Эйрел, к чему эти нелепые попытки причинить мне боль, унижая и позоря себя? Я пережил войну с цетами и войну Безумного Юрия, потерял женщину, которая была дорога, как весь остальной мир...
– Эта женщина была моей матерью.
...и погибла у меня на глазах.
– Ты поздновато об этом вспомнил. Решил отомстить мне, валяя мое имя в грязи – но забыл, что это и ее имя тоже.
...ее имя было Оливия. Не Пётр.
– Я пережил ее смерть – и отомстил за нее. Я не напивался до свинства и не валялся в постелях изнеженных педерастов.
...и кому же я должен мстить? Чья рука поднесла к ее лицу плазмотрон? Решусь ли я когда-нибудь спросить его?
– ...Впрочем, в случае с самоубийством месть представляется затруднительной. Видимо, поэтому ты мстишь мне.
Эйрел почувствовал вдруг смертельную усталость.
– ...Что ж, не могу не признать, что отчасти у тебя получилось. Не причинить мне боль, нет. Лишь досаду на себя и судьбу.
– Да, я понимаю, – Эйрел криво усмехнулся. – Убийцы Юрия выбрали не того сына.
Он подошел к лестнице на второй этаж. Поставив ногу на первую ступень, обернулся и выпустил парфянскую стрелу:
– Да нет, что это я... именно того. Лучшего.

Эйрел не хотел будить Ивана, тот сам проснулся от грохота: доставая со шкафа чемодан, Эйрел опрокинул какие-то коробки. По комнате раскатились шахматы, стеклянные шарики, баночки с красками и карандаши, разлетелись пестрыми ворохами детские и юношеские рисунки, какие-то открытки, устаревшие купюры с портретом Дорки...
– Вы чего делаете, молодой хозяин? – сонное лицо слуги просунулось в дверь.
– Ничего, Иван, я просто... мне срочно нужно уезжать, надолго, приказ из штаба...
– Ну, слава те, Господи, – Иван размашисто перекрестился. Воспитанный в греческой семье, он был до смешного религиозен, и вдруг Эйрел понял, что он знает. Ну конечно. Слуги болтают, они не могут не болтать. Интересно, что именно уползло через кухню и людскую Форратьеров? И как мутировало по дороге? Искреннее облегчение на круглой физиономии отставного солдата говорило о многом. Ах, ну да, в его глазах наша с Джесом связь – не просто баловство мужчин, которым пора бы перерасти кадетские забавы, а смертный грех...
– Что ж вы меня-то не разбудили? Я бы вам живо собраться помог...
– Ну... считай, что разбудил, – Эйрел понял вдруг, что не хочет собирать вещи, что у него в самом деле все валится из рук, и лучше бы ему подремать эти два-три часа.
Не раздеваясь, он лег на постель.
– Иван, мне нужно проснуться в четыре.
– Бу сде, – Иван уже споро выбирал из шкафа нижнее белье, укладывая на сгибе локтя аккуратной стопочкой. – Спите себе, не волнуйтесь ни о чем, разбужу в лучшем виде. И кофию справлю, и тостов...
Эйрел закрыл глаза – сон не шел. Вместо него нахлынули воспоминания – болезненные и одновременно приносящие странное удовлетворение, как вскрытие абсцесса.

Молитвы свои возносил дуралей
(Как и с нами бывало порой)
Тряпкам и шляпкам и кучке костей,
(То есть, женщине – и все равно было ей)
Что была ему всех в этом свете милей.
(Как и с нами бывало порой)

Почему же так горько, боги мои, почему так больно? Ведь я не любил ее, то был брак по сговору – да, я нашел ее милой, и она меня – не противным, и нам было неплохо в постели... или ей было плохо? Бетанский учебный фильм о технике секса, полученный когда-то мамой в подарок от бабушки на свадьбу, мы смотрели его вдвоем и хихикали, она так мило краснела, и я краснел, думая: мать и отец это смотрели тоже... а потом мы пробовали приемы, показанные там, и гадали, живые ли актеры занимаются этим прямо перед камерами, или это искусная голограмма? Неужели я был так плох, почему она захотела другого... других? Она не казалась... испорченной. Что бы ни говорил брат, в ней не было того сладко-гнилостного привкуса, который сопровождал каждый поцелуй самого Джеса.
Или я не смог его почувствовать?
Потому что я просто дуралей, как герой этой древней баллады?

О, годы и слезы, и кровь, и пот
И мысли, – впустую, дотла,
Для той, что знать не желала его
(Никогда, мы знаем теперь, никогда)
И вовсе не поняла...

Почему я все-таки полюбил ее? Что было в ней такое, за чем я снова и снова прихожу к Джесу – и каждый раз напрасно? Ведь могли же мы оставаться холодными, чинными фор-супругами. Зачали бы двух, а лучше трех сыновей, после чего с чувством выполненного долга изменяли бы друг другу, осторожно и чопорно, избегая скандалов. Я бы потрахивал горничных, она – молодых офицеров, чьей карьере огласка неминуемо повредила бы... Зачем она изменила мне именно с теми, кого я считал друзьями? Зачем?..
Почему она, черт подери, не скрыла этого хотя бы от Джеса? У него же язык как помело...
Почему она сделала это со мной?
"...Ты просто хрен с ногами..."
Эйрел застонал бы, будь он один, но Иван грузно перемещался по комнате, стараясь производить как можно меньше шума и нимало в этом не преуспевая. Эйрел закусил обшлаг.

Именье свое дуралей расточил
(Как бывало со мной и с тобой)
И честь, и добрых намерений пыл –
(а леди все так же он был не мил)
Как умел, изо всех дурацких сил.
(Как бывало со мной и с тобой)

Наконец удалось забыться – и едва это случилось, как Иван разбудил. Эйрел оторвал от подушки чугунную голову.
– Просыпайтесь, милорд. Вещи собраны, машина ждет. С батюшкой попрощаться не желаете?
– Нет. Не стоит его будить.
– Так они и ложиться не изволили.
Эйрел сел, стиснул пальцами виски. До боли. Проломить бы и выдавить наружу бесполезный мозг, авось полегчает.
– Нет. Не стоит. Идем.
Иван покачал головой.
– Попрощаться бы все-таки сходили, милорд. Нехорошо.
– Иван, уволь меня хоть ты от моралей...
– Да как же мне ваш милость уволить? Это же я слуга. Это вы меня уволить можете.
Эйрел хмыкнул. Уволить Ивана? Прошедшего с отцом всю Цетагандийскую от начала до конца? Потерявшего на ней ногу и глаз?
– Идем, – Эйрел поднялся и взял чемодан. Иван зашагал рядом. Он не хромал: отец выписал верному слуге отличный бетанский протез. Протезировать глаз Иван отказался сам – многие барраярцы чувствовали суеверный ужас перед галактическими технологиями. Они смирились с бетанским оружием, которым победили цетов, с эскобарскими катерами и аслундскими терраформ-технологиями, но сделать что-то инопланетное частью своего тела? Ивана на ногу-то еле уговорили, и то ворчит порой, что слишком похожа на настоящую, даже икра дергается, если уколоть, страх какой...
Они спустились во двор, где уже ждал флаер. Не из ангара Форкосиганов, армейский.
"Батюшка обо всем позаботился", – Эйрел почти швырнул чемодан в багажник.
Небо над Форбарр-Султаной уже начало понемногу розоветь...
#
Как и следовало ожидать, Джес ни разу не попытался выйти на комм-связь по армейским каналам или хотя бы прислать короткое сообщение частным порядком. И если первое как-то можно было объяснить происками отца (какой связист посмел бы нарушить приказ легендарного генерала?), то второе говорило лишь об одном: Джес быстро нашел себе другой "хрен с ногами".
Эйрел каждый день напоминал себе, что ему это безразлично и что таких, как Джес, в Караван-Сарае продают по две марки за час. С оптовой скидкой, если берешь двух сразу.
Эйрел решительно не мог себе объяснить, почему он все-таки наводил справки о Джесе и почему испытал облегчение, узнав, что его не закатали на базу Лажковского, что он по-прежнему служит в Генштабе и зачастил ко двору. Что ж, старый граф Форратьер никогда не мешал своим сыновьям развлекаться.
И еще Эйрел не мог себе объяснить, почему в первый же день отпуска он отправился не домой, а на квартиру Джеса.
Он не надеялся, что Джес будет все это время блюсти верность. Верность и Форратьеры – две вещи несовместные. Он более-менее ожидал застать Джеса в постели с мальчиком того самого цветущего возраста, когда почти все равно, кому присовывать. Мальчик вдохновенно пялил Джеса в зад, спина его была покрыта россыпью прыщей и следами близкого знакомства с хлыстом. Почему-то именно это сразу довело Эйрела до точки кипения: он привык думать, что игры с болью – это их с Джесом личное, особенное. Что Джес может трахаться направо и налево – но вот это лишь между ними...
Ну не идиот ли.
Вот чего Эйрел совершенно не ожидал – так это того, что стащенный с Джеса за холку мальчик окажется кронпринцем Сергом.
– Ты! – ломкий голос юноши колебался между рыком и визгом. – Как ты посмел?! Как посмел? Да я тебя четверту...
И тут принц его узнал.
Четвертовать сына Петра Форкосигана? Ну-ну.
Очень трудно выглядеть непринужденно, когда твоя задница еще поблескивает от смазки и краснеет от хлыста, а член топырится, как огурец. Он и в самом деле чем-то походил на огурец: чуть изогнутый, потолще у основания, потоньше к концу. Размеры оставляли желать лучшего. Видимо, принц это осознал и покраснел.
Умение выглядеть непринужденно дается тренировкой. У Джеса получилось.
– Ты вернулся наконец, изгнанник? – перевернувшись на спину и приподнявшись на локте, он улыбнулся Эйрелу и похлопал по кровати рядом с собой. – Зачем ты пугаешь Сержика? Присоединяйся.
– Кронпринцу, – сказал Эйрел сквозь зубы, – имеет смысл покинуть этот дом прямо сейчас.
Мальчишка попытался скопировать Джеса, но в положении стоя вальяжность получается плохо, а сесть или лечь он не решался: так не получалось быть выше Эйрела.
– В-вы забываетесь, Форкосиган! Я ваш повелитель, и...
– Вы пока еще личинка повелителя, – сказал Эйрел. – И вы на счет "три" оденетесь и выйдете отсюда через дверь, или же я устрою вам дефенестрацию в лучших традициях вашего троюродного дяди. Раз...
Серг опять пошел пятнами, его мелко затрясло.
– Вы не посмеете меня коснуться! Вас за это казнят!
– Возможно. Два...
– Серж, милый, – поспешно встав, Джес обнял принца за плечи, загораживая собой. – Давай и в самом деле закончим на сегодня. Когда у него такие глаза, он действительно черт знает на что способен.
У Серга вытянулось лицо, когда он догадался. Думал, что догадался...
"Ну да, псих, выстреливший в лицо собственной жене... Беги, мальчик. Беги".
– Три, – он оскалил зубы, но Джес в обнимку с Сергом уже обходили его по широкой дуге и пятились в дверь.
Через минуту Джес вернулся один. Соизволил даже надеть трусы.
– Ты ненормальный! – зашипел он. – Ты совсем ополоумел от ревности!
Эйрел схватил его за глотку и припер к стене.
– Это ты ненормальный. Если узнает Старик, он твои яйца вывесит на дворцовой площади.
– Ты так трогательно беспокоишься о моих яйцах, – Джес осклабился. – Не валяй дурака. Негри не зря ест свой хлеб. Эзар наверняка в курсе, и ему, поверь, все равно. Принц не гоняется за служанками, не распинает кошек в дворцовом парке – и Эзара это более чем устраивает.
"Распинает кошек в дворцовом парке..." Эйрел сглотнул и выпустил шею Джеса.
– Давно это с ним?
– Что? Кошки или служанки?
– Начнем с кошек.
– Он тоже начал с кошек, – хихикнув, Джес потер шею. – Ну ты и горилла... Точнее, с мышек. Попугайчиков и прочей живности, которую ему пытались дарить. Служанки... скажем так, Старик поручил мне проверить, не импотент ли он.
– И ты... проверил? – Эйрел не смог не скривиться.
– Какой же ты невыносимый ханжа. Да, проверил. Пошевели мозгами наконец: Эзара интересовало в первую очередь, сможет ли принц сообразить наследника. Я должен был сводить его к бабам. Выбрать чистых, здоровых, не самого низкого происхождения – словом, с кем не стыдно лечь принцу.
– То есть, тебя задействовали как эксперта по шлюхам.
– Да, если хочешь.
– И каков итог?
– У Серга сначала ничего не выходило, но потом он отхлестал девку, и все получилось. Перестань кривиться, ей заплатили столько, что она смогла купить себе дом в провинции. Я не завидую, конечно, будущей жене принца, но наследника он сделает.
Эйрел стиснул пальцами виски.
– Ты идиот. Ты понимаешь, что куешь нам нового Юрия Безумного?
– О, вот он, мой Форкосиган: Империя в опасности – и ревность забыта. Брось, Эйрел. Юрий поехал мозгами не потому, что был садистом – наоборот, он стал садистом, когда поехал мозгами. Он не желал контролировать себя, в этом все дело.
– А Серг, значит, себя контролирует?
– Я учу его. А ты пришел и все испортил.
– Чему ты его учишь? Пороть свою будущую жену?
– Так, чтобы не калечить. Не вызвать выкидыш. Не обезобразить.
– Ты понимаешь, что это мерзко?
– Кто бы говорил.
– Мы это делали друг с другом по взаимному согласию.
– Шлюхи тоже дают по согласию. Даже фор-шлюхи, которые продают пизду оптом на всю жизнь – но очень задорого. Империя – хорошая плата за дырку. Можно и потерпеть немного.
– Мне блевать от этого хочется.
– Выпьем? – Джес очаровательно улыбнулся.
По уму, следовало бы отказаться, но соблазн промыть рот и немного облегчить голову после этих разговоров оказался слишком силен.
– Вина, если есть.
Джес подошел к бару, какое-то время звенел там бутылками, поворачивая и разглядывая то одну, то другую.
– Есть початое токайское с Земли и Золотой Берег позапрошлого года.
– Красное?
– Нет, тоже белое.
– Тогда к черту вино, налей чего покрепче, – Эйрел прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Итак, наш будущий государь – садист. Его наставник – бестолковый трепач, начитавшийся Де Сада, Ницше, Шань Ю и черт знает каких еще певцов сверхчеловека, играющего чужими жизнями.
– Если бы ты порол мою дорогую сестрицу, тебе не пришлось бы ее убивать.
– Джес, заткнись, – взяв стакан бренди, Эйрел осушил его одним духом и протянул снова. Джес налил ему еще и заодно выпил сам.
– Как ты считаешь, разумно ли злить своего будущего государя?
– А ты уже метишь в фавориты? Задницей прокладываешь дорогу к трону?
– Сказал человек, выпустивший кишки одному императору.
– Джес, ты идиот. Ты даже меня не купил на свою болтовню о самоконтроле – и рассчитываешь купить Эзара? Негри? Параноиков с колыбели и по долгу службы? Ты полагаешь, Эзар позволит Сергу стать императором?
– Эзар не вечен.
– О, боги... Давай я тебе объясню схему: Эзар потакает вашим милым забавам, а люди Негри фиксируют все на скрытую камеру. Когда у юного принца вырастает женилка, его суют в постель к какой-нибудь форской бедняжке, после изрядных мук она все-таки беременеет – и когда она разродится мальчиком, Серга объявляют недееспособным, а особо смачные кадры показывают на закрытом заседании Совета графов. И ты отправляешься не в имперский совет, а на базу Лажковского. В лучшем случае. И я даже не могу сказать, что мне будет тебя жаль.
– Нужно вежливей говорить с человеком, чей бренди ты пьешь, – сказал Джес.
– Свои люди – сочтемся, – Эйрел попытался подняться, но ноги подкосились, и он рухнул обратно в кресло.
Попытался опереться о подлокотник – но понял, что не может напрячь руку.
В глазах начали плясать пузыри всех оттенков серого.
– Я же сказал, – донесся из-за пузырей голос Джеса, – вежливей с теми, с кем пьешь.
– Ах ты... – Эйрел сумел-таки покинуть кресло, но тут ковер встал перед ним стеной и перекрыл все выходы.

– Почему мы не можем просто забить и затрахать его до смерти?
– Потому что он, к сожалению, Форкосиган. А вы, ваше высочество, пока еще не император. И то, что он выболтал в пьяном угаре – к сожалению, правда: Эзар и в самом деле способен на подлость в этом духе.
– Тогда что нам с ним делать? Он же расскажет все отцу, и...
– О, нет. Он гордый. Если мы немножко согреем ему зад изнутри и снаружи, да еще и заснимем это, так, чтобы его лицо можно было увидеть, а наши лица – нет, мы надежно гарантируем его молчание.
"Ну, Джес. Ну, сука..." – Эйрел попробовал пошевелиться и почувствовал, что руки скованы за головой, а ноги связаны ремнем. Видимо, его собственным.
Он скрипнул зубами от досады и злости на себя. Надо же было попасться так глупо. И кому – Джесу Форратьеру.
– А я-то думал, зачем ты приковал его лицом вверх.
– Ну, я, кроме всего прочего, еще и люблю смотреть боттому в лицо. Кроме того, так под хлыст попадают самые чувствительные места. Вот, смотри...
Низ живота обожгло. Эйрел зашипел и подтянул колени к животу, защищая "чувствительные места".
– Видишь?
– Да. А можно сделать так, чтобы он не закрывался?
– Нет, эта кровать не годится. Вот у нас в поместье есть старинная кровать, с альковом, там можно приковать к столбикам каждую ногу отдельно. Эйрел, душка, открой глаза, ведь уже бессмысленно притворяться.
– Я не притворяюсь, – язык был шершавый и жесткий, как подошва. – У меня от вас глаза кровоточат.
Он все-таки разлепил веки, щурясь от слишком яркого света – хотя когда это свет в спальне Джеса был слишком ярким?
– Если вы изнасилуете меня, я вас убью, – сказал он как можно спокойней. – Камера или не камера, огласка, казнь, мне насрать. Я просто убью вас обоих, одного за другим.
Джес на секунду вроде бы поколебался. Но Серг был настоящим психом.
– Интересно, сколько дерзости в вас останется, лорд Форкосиган, когда я засуну в вас вот это? – сопляк раскрыл ширинку, показывая "это".
– Если вы засунете мне в зад указательный палец, я хотя бы замечу, – усмехнулся Эйрел. – А этим я бы не хвастался.
Следующие две минуты ему пришлось провести, вжавшись лицом свое плечо и кусая губы. Серг явно недолго учился у Джеса, но недостаток мастерства компенсировал старательностью.
Наконец, запыхавшись, он отшвырнул хлыст.
– Я хочу уже трахнуть его. Ты настроил камеру?
– Я уже минуту как снимаю.
Эйрел удержался и не плюнул ему в лицо. Это могло испортить планы.
– Я давно хотел тебе сказать, – Джес облизнулся. – Это я свел ее с Форкалином и Форбреттеном.
В груди Эйрела что-то провернулось.
– Зачем? – не сдержался он.
– Мне было тошно смотреть на то, как ты боготворил эту суку. Что ты в ней нашел? Она же была просто... просто дыркой. Такой же, как все они.
– Так вы собираетесь затрахать или занудить меня до смерти? – Эйрел смотрел в потолок, но боковым зрением фиксировал обоих – и принца, и Джеса.
– Сейчас, – Серг встал на колени на край кровати и задрал Эйрелу ноги.
Есть.
...Джес, Джес, ты так и не понял одного: с тобой я всегда оставался связанным лишь потому, что сам этого хотел.
Вцепиться руками в спинку кровати, рывок, всю тяжесть тела на лопатки, раздвинуть колени – и обрушиться на маленького паршивца, стискивая бедрами его петушиную шею.
– Х-х-дж-х-ес-с! – Серг забился, пытаясь высвободиться, но Эйрел только крепче сжал бедра.
– Ни с места, – сказал он. – Освободи мне руки.
– Ты с ума сошел, – Джес бледнел по мере того, как багровел удушаемый принц; казалось, они связаны невидимой пуповиной, по которой из одного откачивают кровь, чтобы другой захлебнулся ею.
– Да. И ты знаешь, что я сделаю это. Освободи руки.
– К-ключи. Они в соседней комнате...
– Врешь. Ты всегда держишь их под рукой, на столе.
Джес беззвучно выругался и взял ключ.
– Быстрее!
Принц был уже не багровый, а синий, и пускал пузыри изо рта.
– Эйрел, не надо, – Джес не мог попасть ключом в замок наручников. – Пожалуйста, не убивай его, ты же видишь, я не нарочно, у меня просто дрожат руки!
Эйрел ослабил хватку. Не сильно. Так, чтобы все-таки успеть сломать паршивцу шею, если Джес что-нибудь выкинет.
Джес не выкинул ничего.
Наручники спали, Эйрел разжал ноги. Принц был без сознания. Джес кинулся было к нему, но Эйрел съездил шурина коленом по челюсти так, что тот пролетел через полкомнаты.
Психованный Ботари был отличным спарринг-партнером и многому научил своего капитана.
Развязав ноги, Эйрел подтащил Джеса к постели и сковал их с принцем рука к руке, пропустив наручники через солидные прутья спинки. А потом еще некоторое время бил Джеса. Пока тот не перестал дрыгаться.
Одеваться было больно, но Эйрел не подал виду. Выпавшую из руки Джеса камеру он раздавил каблуком, извлек из обломков чип памяти и раздавил его тоже.
– Те'е это'о... не 'ростят... – кажется, у бышего любовника сломана челюсть.
– Плевал я.
Джес мелко затрясся.
– Ты лю'ил эту дуру. 'е 'еня...
Эйрел вышел и захлопнул дверь.
...На улице было холодно, но снег еще не выпал. Стараясь не хромать, Эйрел шагал домой через Караван-Сарай. Но холод загнал все ворье в дома, и никто не попробовал на одиноком форе свою грабительскую удачу. О чем одинокий фор опять глубоко сожалел...